N. Thetford, Ph.D, опубликовано в New Realities Magazine: сент./окт. 1984 года. Перевод Натальи Мальцевой. 

 

Вопрос: Скажите, как один из двух людей, взявших на себя запись «Курса Чудес», каким образом он повлиял на Вашу жизнь?

Уильям: Он полностью изменил мою жизнь. Я помню, как записывал первые пятьдесят принципов чудес, которые пришли через Хелен Шакман осенью 1965 года, и понял, что, если все, о чем там говорится, правда, тогда все, во что я верил, ставится под вопрос и мне придется перестраивать всю мою систему веры.

Но в то время я полагал, что это невозможно, я не представлял себе, как я смогу это сделать. И все же я чувствовал, что это необходимо, настолько истинным и  подлинным представлялся материал, который приходил в начальной фазе через Хелен.

На непродолжительное время я впал в шок и гадал, как же можно провести столь внезапное изменение моего восприятия жизни и мира. Позднее я осознал, что Бог милостив и не требует от нас мгновенных изменений и что мне будет дано достаточно времени, чтобы начать постепенный сдвиг в моем восприятии.  

Полагаю, важна была именно моя готовность к переменам, а не совершенное владение материалом. И я переехал из центра Манхеттена, где прожил 23 года в Тибурон (шт. Калифорния), вот уж никогда не думал, что это когда-либо произойдет. Я очень привык жить в Нью-Йорке и полагал, что «Большое Яблоко» (прим. пер.: так называют Нью-Йорк) - это центр мироздания и, действительно, мое место. Тот переезд, возможно, явился самым сильным культурным шоком, который мне вообще довелось пережить: резкая смена водоворота нью-йоркской суеты на тишину Тибурона в Калифорнии.

В итоге, я покинул также и академию. Сперва я покинул пост директора департамента психологии при Пресвитерианском Госпитале Колумбийского Пресвитерианского Медицинского центра, а еще несколько лет спустя оставил должность профессора медицинской психологии в колледже Медиков и Хирургов Колумбийского университета.

 

Вопрос: Вы сделали это, чтобы полностью посвятить свое время Курсу или по другим причинам?

Уильям: Полагаю, и то, и другое. Проработав в Колумбии 20 лет, я чувствовал, что пришло время покинуть академию. И мой отъезд в период публикации Курса ощущался вполне естественно.

 

Вопрос: Какой именно была Ваша роль в записи Курса? Вы тоже слышали голос?

Уильям: И Хелен, и я с самого начала знали, что это общее дело, хотя я голоса и не слышал. Несмотря на то, что Хелен слышала внутреннюю диктовку, она была не в состоянии сама расшифровывать материал, так как считала содержание Курса слишком пугающим.

Моя роль  состояла в том, чтобы давать Хелен поддержку и уверенность, которые были нужны ей ежедневно, чтобы она могла продолжать свои стенографические записи. Затем она прочитывала материал мне, и я записывал его непосредственно под ее диктовку.

 

Вопрос: Курс ставил под вопрос всю Вашу веру и систему мышления тоже, почему Вы просто не отрицали его, не выбросили его из головы?

Уильям: Ну, мой разум, действительно, временами восставал. Но именно я был тем, кто попросил об «ином пути», лучшем пути, применительно к той чрезвычайно стрессовой профессиональной ситуации, в которой Хелен и я пытались функционировать. Когда начал приходить текст Курса, мне стало ясно, что это ответ на мою просьбу, буквально - ответ. Поэтому отвергнуть его или даже проявить равнодушие никогда и в голову не приходило.

 

Вопрос: Что было в нем такого особенного, что заставило Вас понять, что это и в самом деле Ваш ответ?

Уильям: Возможно, то, что материал был совершенно противоположен тому, как я жил всю мою жизнь. Но более всего меня поразила его подлинность. Я знал, что Хелен его не выдумывала, при всем ее богатом воображении.

 

Вопрос: Подлинность?..

Уильям: Скажем, материал превосходил всё, о чем бы я только мог помыслить. И, поскольку, содержание совершенно не совпадало с нашей подготовкой, интересами и образованием, для меня было совершенно очевидно, что он пришел с источника вдохновения. Качество материала было столь убедительным, а его поэтическая красота только дополняли впечатление.

 

Вопрос: Представляется очень необычным, что Вы, профессиональный психолог, занимающий две очень престижные должности, могли взяться за такой материал, с учетом Вашего образования и жестких принципов академии, которым вы, несомненно, подчинялись и которых придерживались. 

Уильям: Думаю, если б не череда экстраординарных событий, который произошли летом 1965 года, ни Хелен, ни я не пожелали бы взяться за материал, который она записывала. Некоторые события отражены в ваших публикациях на страницах журнала в рамках новой книги Роберта Скатча «Путешествие без расстояния, История Курса Чудес». Однако о том, что произошло в клинике Майо в Рочестере (шт. Миннесота) журнал "New Realities" не сообщал. Возможно, события, о которых я веду речь, более всего остального определили все то новое направление нашего движения. 

 

Вопрос: События в клинике Майо произошли в сентябре, а запись Курса началась в следующем месяце, октябре, не так ли?

Уильям: Да. Меня попросили отправиться в клинику Майо для выяснения, каким образом они изыскивают средства на свои психологические работы, ведь у нас в Колумбийском Пресвитерианском госпитале мы постоянно терпели убытки. Я полагаю, знал ответ на этот вопрос, поскольку мы, преимущественно, вели прием пациентов клиники, которые не могли позволить себе значительные расходы, в то время как пациенты клиники Майо принадлежали к среднему и высшим слоям общества и были платежеспособны. Тем не менее, я считал эту поездку важной и попросил Хелен присоединиться ко мне. Перед самым отъездом (думаю, это было вечером накануне) Хелен явился необычайно яркий образ церкви, которую она очень подробно мне описала. Она даже сделала эскиз церкви. Это была старая церковь с многочисленными башенками.

Хелен предположила, что это лютеранская церковь. Почему-то она была убеждена, что мы увидим ее из окна самолета перед приземлением в Рочестере. Конечно, это выглядело маловероятно, поскольку, как известно, аэропорты рядом с церквями не строят. Тем не менее, перед посадкой мы очень внимательно смотрели в окно, но, к великому огорчению и разочарованию Хелен, никаких церквей видно не было. В результате, Хелен настолько расстроилась, что не нашла свою церковь, что я уж и не надеялся на будущий день благополучно разрешить наши вопросы, если только каким-то образом ее не утешить. В отчаянии я предложил Хелен взять такси и проехаться по центру Рочестера в надежде увидеть церковь.

Итак, Хелен и я отправились на «охоту на церковь». Сперва мы вознамерились ограничиться лютеранскими церквями. Их было две, и ни одна не напоминала хоть сколько-нибудь отдаленно картинку, нарисованную Хелен. Затем мы решили посмотреть и другие церкви. Полагаю, их было 27 в окрестностях Рочестера. И ни одна из них не была похожа на церковь Хелен. Она была в полнейшем расстройстве, но мы собрались с духом и стали готовиться к нашим делам, запланированным на будущий день. 

Назавтра, с успехом завершив наши дела, Хелен и я готовились покинуть отель. Я спустился в холл, чтобы дождаться ее с багажом, и, заметив газетный киоск, решил купить газету. Однако мой взгляд упал на буклет под названием «История клиники Майо». Подумав, что не плохо было бы иметь сувенир о нашей поездке, и заплатил доллар и купил буклет.

Пролистнув его, я наткнулся на картинку, изображающую старую церковь, в точности, как ее описала Хелен, со всеми этими многочисленными башенками. Это оказалась именно лютеранская церковь. Церковь, однако, была снесена, а на ее месте построена клиника Майо. Мне немедленно захотелось рассказать обо всем Хелен.

Когда она спустилась в холл, я выпалил: «Хелен, Вы действительно не были не в своем уме. Ваша церковь, действительно, была здесь, но больше ее нет. Когда Вам казалось, что Вы смотрите на нее с высоты самолета, на самом деле Вы смотрели назад в прошлое».

Гамма эмоций отразилась на лице Хелен. С одной стороны, облегчение, что она не сошла с ума, с другой стороны, было совершенно ясно, что с ней происходит что-то совершенно аномальное, а это заставляло ее чувствовать себя не в своей тарелке.

На пути назад в Нью-Йорк у нас была транзитная посадка в Чикаго. Мы сидели в зале ожидания, и Хелен заприметила молодую женщину в углу с журналом, которая выглядела очень несчастной, как часто выглядят люди, ожидающие самолетов в аэропортах. Я очень удивился, когда Хелен сказала мне: «»Взгляните на ту женщину,  у нее точно куча неприятностей». Хелен настояла на том, чтобы подойти к женщине и заговорить с ней. Оказалось, женщину зовут Шарлота, и она никогда в жизни не летала на самолетах. Она прибыла в Чикаго на Ozark Airlines, держала путь в Нью-Йорк и пребывала в состоянии паники. Она ничего знать не знала о Нью-Йорке. Позднее мы выяснили, что она оставила дома мужа и двух маленьких детей, и очень была очень сильно расстроена.

Шарлота зарегистрировалась на тот же рейс, что и мы. В полете мы сели по обе стороны от нее, держа ее за руку и стараясь успокоить и утешить ее. Мы спросили, где же она собирается остановиться в Нью-Йорке, раз она никого не знает. Она ответила, что, коль скоро она лютеранка, найдет в городе лютеранскую церковь и там ей помогут найти пристанище в городе. Услышав это, мы с Хелен переглянулись. Посыл был ясен для нас обоих. Хелен услышала, как голос внутри произнес: «Вот истинная церковь моя - не здание, что вы видели, но та, что помогает братьям в нужде». Этот говорящий с авторитетом голос становился для нас все более знакомым, по мере того, как несколько недель спустя, в октябре, начал приходить Курс.

 

Вопрос: Должно быть, было непросто в тот период вести двойную жизнь - записывать и работать с чудотворным материалом и продолжать нормальную научную работу.

Уильям: Да, по сути, это как жить в двух разных мирах. Мои чувства были столь сложными, что трудно выразить их простыми словами. Совершенно очевидно, что Хелен не «тронулась», не сошла с ума. Материал шел совершенно осмысленный, но было ощущение, что мы безо всякой подготовки нырнули во что-то, превышающее наше понимание.

Само собой, мы не обсуждали это с коллегами, и никто из тех, с кем мы работали, понятия не имел, что существует еще некое измерение, в котором проходит жизнь Хелен и моя. В то же время, мы не могли полностью изолировать Курс от нашей деятельности в академии, и печатание материала, в значительном объеме, проходило в стенах Медицинского Центра. Хелен диктовала мне ее записи во время перерыва на обед или после работы, но это вовсе не мешало исполнению наших профессиональных обязанностей, включая чтение лекций, а также работу в рамках подготовки грантов и публикации исследований, и еще целый спектр профессиональной деятельности, которая наполняет плотный рабочий график профессионалов. Поэтому опыт того периода, действительно, был весьма необычным.

 

Вопрос: Случалось ли, что Хелен всерьез рассматривала возможность обращения к психиатру и психологу по этому вопросу? Или подумывала о таблетках, которые могли бы избавить от этого диктующего голоса?

Уильям: Это вовсе не был голос в привычном смысле слова. Голоса не преследовали Хелен; это было весьма специфическое ощущение коммуникации, которое возникало у нее время от времени, и она понимала, что приходит материал, который необходимо записать, она не могла делать это по нашему собственному выбору.  На нее не оказывалось давления - бросить все немедленно и делать записи. Скорее, материал уже был там, как если бы он был предварительно записан и ждал, когда к нему обратятся. Он проявлялся в отдельном отдаленном уголке ее разума, она вовсе не испытывала голос как нечто внешнее по отношению к ней.

 

Вопрос: И все же, говоря о слышании голосов, в смысле традиционной психотерапии и без учета динамики процесса, какой бы диагноз и прогноз, как вы думаете, мог бы быть поставлен Хелен?

Уильям: Полагаю, что люди, которые делают необычные вещи такого рода, возможно, страдают раздвоением личности либо шизофренией. Однако тот факт, что в течение всего того периода способность Хелен функционировать в качестве психолога ничуть не пострадала, со всей очевидностью указывает на то, что она не страдала галлюцинациями. Если хотите, наша способность к профессиональной деятельности даже улучшилась по мере того, как мы продолжали нашу работу с Курсом. В тот период мы повысили нашу профессиональную эффективность и качество работы.

Подтверждением этому является то, что на момент окончания работы с рукописью, мы оба были удостоены звания профессоров.

 

Вопрос: Как представляется, Хелен испытывала значительно больше затруднений в понимании материала Курса, чем Вы. Был ли в Вашей жизни духовное либо религиозное образование, либо что-то еще, что объясняло бы это?

Уильям: Ну, мое раннее религиозное образование здесь ничего не объясняет. До семи лет я посещал воскресную школу христианской науки, но когда умерла моя сестра, родители утратили всякий интерес к религии. Позднее в период юношества я посещал различные протестантские церкви, но к моменту начала моей работы над дипломом в Университете Чикаго я, вне всякого сомнения, уже оставил весь интерес к религии. Кроме того, припоминаю, что Университет Чикаго часто называли Баптистским Университетом, где профессора-атеисты учили студентов евреев томистической философии! С таким образованием, полагаю, вполне очевидно, что какие бы религиозные воззрения я ни имел, они бы только еще больше запутались.

 

Вопрос: Тогда каково было Ваше философское и духовное мировоззрение?

Уильям: Я бы назвал себя агностиком. Меня не особо интересовало, является ли духовная реальность фактом или нет.

Фрейд рассматривал религию как иллюзию, я думаю, что многие из студентов, с которыми я общался в то время, расценивали религию как нечто, лишенное интеллектуальной составляющей.

 

Вопрос: С учетом Ваших агностических воззрений, занимались ли Вы чем-либо, что могло бы затем обусловить Вашу дальнейшую работу по анализу «Курса Чудес»?

Уильям: По сути, нет, хотя я был одним из первых выпускников Карла Роджерса, который начал работать в Университете Чикаго в 1945 году. Он учил, что «безусловно позитивный подход» является необходимым условием для терапевтов, работающих с пациентами. Теперь я понимаю, что Роджерс на самом деле подчеркивал, что полное приятие в наших взаимоотношениях является выражением совершенной любви. Хоть я и понимал, как далек был от практической реализации этой концепции в моей жизни,  я все выше ценил ее вклад в мое духовное развитие.

Собственно говоря, я всегда думал, что Высшая Сила, должно быть, допустила ошибку с выбором Хелен и меня для этого задания. Когда Хелен единственный раз спросила голос, почему на эту роль выбрана именно она, ответ, который она получила, звучал так: «Ты, со всей очевидностью, та, кто нужно, потому что ты это делаешь».

 

Вопрос:  Любопытно то, что вы оба, и атеистка Хелен, и агностик Билл вообще могли делать что-либо в этом роде. Как вы соединяли это? Несомненно, что-то должно было «сместиться» внутри вас.

Уильям: Летом 1965 года мы пережили много событий, которые пошатнули мою систему веры и помогли мне стать более открытым к возможности божественного вмешательства. К моменту начала Курса, могу сказать, я уже не был агностиком.

А вот у Хелен были большие сложности с Курсом ввиду ее личной веры. Она продолжала сомневаться в том, что с ней происходит, на протяжении всего времени записи Курса, и я вовсе не уверен, что она когда-либо смогла примирить то, что она делала, с тем, кем она была.

 

Вопрос: Интересно, что Вы часто употребляете слово «задание» в отношении вашей с Хелен вовлеченности в работу с Курсом. Почему?

Уильям: Ну, события, которые привели к записи Курса выглядели для нас как подготовка к выполнению задания, которое мы каким-то образом, где-то, уже согласились делать вместе, в смысле выполнения нашей функции.

 

 

 

Вопрос: События, о которых вы говорите как о предшествовавших диктовке Курса, включали в себя ряд духовных и мистических опытов, которые пережила Хелен. А у Вас тоже был подобный опыт?

Уильям: Да,... но они никогда не были столь яркими, как у Хелен. Впрочем, то, что случилось однажды, на Пасху 1970 года, очень сильно на меня повлияло. Я взялся отвезти одну художницу в годах по имени Джин на обед в Гринвич Виллэдж, где должны были собраться ее друзья. Это был очень холодный ветреный по-зимнему день, с мокрым снегом и порывами ветра, нетипичными для этого времени года. Машины у меня не было, и я понимал, что раздобыть такси будет непросто, и я погрузился в быструю медитацию по поводу того, что нужно делать. И получил ясный ответ, что мне необходимо направиться на угол 78-й и Пятой Авеню, поблизости от моего дома ровно в 15:15, и о моей проблеме позаботятся.  Я испытал колоссальное сопротивление, но все равно надел свой плащ, пошел на угол и попытался поймать кэб.  Но поскольку мне пришлось конкурировать практически со всеми портье на Пятой Авеню, мои усилия казались напрасными.

Затем я на мгновенье закрыл глаза и позволил отойти всем моим тревожным мыслям, сказав себе: «Спасибо, Отец, все уже сделано». И на мгновение я воистину поверил в это. Когда я открыл глаза, прямо передо мною на углу улиц стоял лимузин и шофер, опустил окно, спросил меня: «Могу я Вам помочь, сэр?». Всякий, кто бывал в Нью-Йорке или жил там, знает, насколько такое маловероятно.

У меня было искушение спросить его, почему он остановился рядом со мною, но затем я подумал, что это будет неуместный вопрос. Я должен был просто принять этот подарок. Я сел в машину, и мы поехали к Джин и забрали ее. Она была в полном восторге, что я приехал к ней на лимузине!

Интересно еще и то, что я не договаривался с водителем об оплате. Когда мы прибыли на место, я спросил, сколько ему должен, и он назвал какую-то смешную сумму, вроде пяти долларов. Но я испытывал такую благодарность и облегчение, что дал ему в несколько раз больше.

 

Вопрос: А другие случаи бывали?..

Уильям: В процессе работы с Курсом я молился, чтобы нам повстречался живой учитель, кто-нибудь, кто воплотил бы это учение в своей собственной жизни. Примерно в то время один из друзей - священник Отец Майкл - сообщил мне о Матери Терезе Индийской. Под впечатлением я приобрел книгу Малкольма Маггериджа «Красота для Бога» (Malcolm Muggeridge "Something Beautiful for God"), в которой описывалась поразительная целительская деятельность Матери Терезы среди беднейших слоев общества.

Вскоре после моего прочтения книги Отец Майкл сообщил мне, что Мать Тереза пребывает в Нью-Йорке. Незадолго до этого она организовала центр в Южном Бронксе, который в то время считался самым бедным и раздираемым преступностью районе города, и Отца Майкла попросили оказать помощь по некоторым организационным вопросам. Он пригласил Хелен и меня повидать ее в Бронксе.

Сперва я почувствовал тревогу по поводу того, что на мои молитвы пришел ответ, поскольку я не был уверен, что готов к встрече с живой святой. Однако когда эта миниатюрная женщина радостно, раскрыв ладони, приветствовала нас, я испытал почти мгновенное облегчение. У меня было ощущение, что я знал ее всегда. Совершенно неэгоистичная и непретенциозная, она излучала радость полного духовного свершения. Позднее, она повернулась ко мне и спросила «Доктор, а Вы не хотели бы поехать в Индию? Вы так много могли бы сделать в помощь бедным». И я ощутил практически неодолимый позыв ответить: «Да!».

После той встречи я общался с Матерью Терезой несколько раз, включая ее визит в наш офис в Медицинском Центре вместе с Отцом Майклом за год до ухода Хелен на пенсию. Для меня ее жизнь - это воплощение важности полной приверженности и совершенной последовательности на духовном пути. На наши молитвы всегда приходит ответ, хоть зачастую и самым неожиданным образом.

 

Вопрос: Ходят слухи, что Вы и Хелен редактировали Курс. Так ли это?

Уильям: Нет. Примите во внимание, что сперва мы и не понимали точно, что происходит. Поэтому мы задавали вопросы личного характера и записывали ответы, которые получала Хелен. Я записывал эти ответы как часть общего процесса, не делая различий с записями в стенографическом блокноте Хелен. Позднее, когда мы поняли, что этот материал, очевидно, не является частью самого Курса, мы, действительно, его изъяли. На самом деле в Тексте имело место исправление заглавных букв, пунктуации, разметки на абзацы и названия глав. Но эти исправления были незначительными, при этом и Учебник, и Руководство для Учителей имеют именно тот вид, в котором они были записаны Хелен.

 

Вопрос: Не могли бы Вы привести пример личного материала, который вы изъяли?

 

Уильям: А, это были вопросы типа «Что мы должны делать, чтобы улучшить нашу способность к медитации? Также речь идет о некоторых комментариях по психологическим теориям, которые явились интеллектуальными отвлечениями на начальном этапе и которые не имели ничего общего с самим Курсом».

 

Вопрос: Если коротко, в чем, по-вашему, цель Курса?

 

Уильям: В том, чтобы помочь нам изменить точку зрения на то, кто есть мы и что есть Бог, и в том, чтобы помочь нам оставить, посредством прощения, нашу веру в реальность нашей разделенности с Богом. Учеба тому, как прощать себя и других, это поистине фундаментальное учение Курса. Курс обучает нас, как нам узнать самих себя и как разучиться всем тем вещам, которые мешают нашему пониманию, каковы мы есть и были всегда.

 

Вопрос: Почему, как Вы думаете, он был назван «Курс Чудес»? А не Курс Любви или Прощения или Истины?

 

Уильям: Очень верное название, это мы осознали позднее. Я помню, как Хелен позвонила мне в ту памятную ночь и сообщила о том, что внутренний голос, который ведет ей диктовку, продолжает повторять: «Это курс чудес, пожалуйста, записывай». В то время я, конечно, не расценил это название позитивно. Однако когда вы углубляетесь в Курс и в понимание того, что есть чудо, то смысл проявляется. На самом деле, это единственное верное название для Курса.

 

Вопрос: А чудо - это...

 

Уильям: Я думаю, что чудо - это любовь, поддерживающая вселенную. Это сдвиг в восприятии, который удаляет барьеры или препятствия к осознанию нами присутствия любви в наших жизнях.

В Курсе говорится о том, что в чудесах нет степеней сложности: одно не труднее другого, поскольку проявления любви всегда максимальны.

 

 

 

Вопрос: Каково было Ваше впечатление, как психолога, когда Вы поняли, что в концепции Курса присутствуют всего две эмоции - любовь и страх.

 

Уильям: Я очень живо помню, как печатал ту часть, где говорится: «У тебя есть всего две эмоции: страх и любовь; одну создал ты, другая тебе дана...». Я помню, что подумал, что эта концепция, на самом деле, отвечает на всю психологическую проблему различных эмоциональных состояний. И действительно, к примеру, злость - это выражение страха в действии. Я не могу разозлиться, если сперва не почувствовал какую-либо угрозу, а это означает, что я испугался. Любовь, действительно, единственная другая эмоция. И принять это как факт, значит, очень значительно упростить себе жизнь.

 

 

Вопрос: А что есть любовь, как бы Вы определили?

Уильям: Очень просто: любовь - это отсутствие страха. Точно также можно сказать, что страх - это отсутствие любви. Любовь и страх не могут существовать одновременно, хоть мы, в основном, пытаемся жить так, как будто это возможно. Мы пытаемся балансировать между толикой страха и толикой любви и надеемся на то, что можем отличить одно от другого. Но когда мы на мгновенье оставляем страх, любовь уже там, непроизвольно. Мы не должны ничего вычислять или ожидать, любовь просто есть.

Она как солнце, которое скрыто облаками в пасмурный день. Хоть мы и не видим его, мы знаем, что солнце - там. Как только облака рассеиваются, мы видим его. Так же и с нами: в тот момент, когда мы останавливаем свои пугающие мысли, мы в состоянии принять любовь и свет, которые уже есть.

 

Вопрос: Требуется сильная вера, чтобы знать, что любовь всегда есть, однако, представляется, что мы часто оказываемся в ситуации, почти на обрыве, и от нас требуется сделать шаг с верой, что любовь есть. И это очень трудно сделать, собрать всю веру, чтобы сделать это.

Уильям: Я часто называю такое состояние в мой жизни «божественным балансом на грани», когда мы будто идем по натянутому тросу, не зная, что произойдет дальше. Но как иначе мы усилим осознанность Богом данного нам потенциала, если не нырнем в неведомое?

Думаю, что каждый из нас, хотя б отчасти, стремится узнать, если ли другой, лучший, жизненный путь. Иначе мы бы застряли в старой жизненной колее.

 

Вопрос: В Курсе проводится различие между эго и «Я» в терминах отличных от общепринятых.  Какова была Ваша реакция, как психолога?

Уильям: Термин «эго» используется в Курсе для определения поверхностного ложного «я», которое идентифицирует себя с телом в качестве внешней формы выражения. Эго-телесная идентификация есть «я», которое создали мы, в отличие от духовного «Я», в котором мы едины с Богом. Проекция мысли о разделении создала мир форм. Эго верит, что феноменальный мир существует независимо, несмотря на то, что у него отсутствует любой опыт за исключением опыта расщепленного разума, спроецировавшего этот мир.

 

Вопрос: Одна из самых вызывающих концепций Курса состоит в том, что этот мир есть иллюзия, что он не реален, и что Бог его не создал. Бог создал только нас и заботится только о нас, но не о наших вещах, которые ценим только мы, а не Бог. Это очень сложная для понимания и приятия концепция, не так ли?

Уильям: Да, это так. Это вызов и проблема для всех нас. Но, как Вам известно, многие физики двадцатого столетия активно и много писали о квантовой механике как обосновании мистицизма и мистического мышления.

Кен Уилбер (Ken Wilber) недавно издал книгу под названием «Квантовые Вопросы», в которой говорится о физической реальности и мистических опытах в трудах Эйнштейна, Хайзенбурга (Heisenburg), Эддингтона (Eddington), Шредингера (Schroedinger) и еще ряда физиков - нобелевских лауреатов. Уилбер указывает на то, что все эти выдающиеся ученые развили трансцендентальный, или мистический, взгляд на мир. Хотя современная физика и не доказывает истинность мистицизма, она, в действительности, удаляет все помехи теоретического порядка перед возможностью существования духовной реальности. По сути, твердая материальная вселенная рассыпается на серии абстрактных математических формул.

Суть здесь в том, что многие физики глядят на материальный мир так же, как и Курс: мир иллюзорен, поскольку физическая материя более не трактуется в терминах чувственной осознанности. Неким образом мы воспринимаем что-либо, чего нет, и реальность чего подтверждает нам лишь наше восприятие. Тогда возникает вопрос: что за сила стоит за всеми этими формами?

Акцент, который Курс делает на изменяющемся и постоянно сдвигающемся восприятии, применим ко всему в нашей жизни, а не только к внешней вселенной, и, в особенности, к нашим взаимоотношениям, к тому, как мы смотрим на самих себя и других.

Все, что уничтожимо, рассматривается как иллюзия, а все, что вечно, - как истинное знание, исходящее от Бога. Цель Курса, следовательно, дать нам возможность сдвинуть наше восприятие к той точке, откуда Бог вознесет нас в царствие знания. Ближайшая цель в том, чтобы помочь нам избавиться от препятствий к осознанию нами присутствия любви в нашей повседневной жизни. Многие из прочих вопросов, которые у нас возникают, просто растворяются. Они не кажутся более важными, поскольку все вопросы, задаваемые эго, базируются на восприятии ограниченной вселенной.

 

Вопрос: Еще один сложный вопрос, возникающей при работе с Курсом, возникает тогда, когда мы распознаем иллюзии и начинаем смеяться над ними. Естественно, эмоциональный кризис очень реален и вовсе не смешон для большинства людей, когда речь идет о смерти, горе, боли, голоде и так далее. Каков здесь Ваш подход?

Уильям: В Курсе говорится о том, что в тот момент, когда мы забыли посмеяться, мы впервые начали верить в то, что иллюзии реальны. Возможно, один из путей, по которому мы возвращаемся к истине и состоит в том, чтобы начать смеяться над глупостью многих наших верований. Norman Cousins уже показали важность смеха в процессе исцеления.

К примеру, чтобы помочь кому-либо, будь то психотерапия или просто повседневная жизнь, полагаю, нам не следует отождествляться с проблемой. Мы должны отождествиться с Ответом. Поскольку проблема всегда возникает из страха, вины или разделения, наша ответственность состоит в том, чтобы идентифицировать себя только с тем Ответом, который эффективен.

Предлагая Божью Любовь в любой приемлемой форме, мы даем единственный ответ, который возможен в мире. Конечно же, здесь речь не идет об отсутствии сострадания, совсем наоборот.

Идентификация с проблемой, которую имею я либо кто-то еще, просто-напросто означает, что я тоже буду страдать. А когда я соединяюсь с Вами в страдании, не выигрывает никто, но все теряют, усиливая проблему.

В Курсе говорится о том, что все наши проблемы коренятся в нашей вере в разделенность с Богом и единственный выход - дать путь чуду любви, которое есть наше истинное наследие.

    

Вопрос: Многие из тех, кто начинает изучать Курс, сперва бывают разочарованы, потому что он не учит, как решать специфические личные жизненные вопросы, такие как вопросы, связанные с сексом. Почему так?

Уильям: Как Вы знаете, Курс сосредотачивает нас на тренировке разума. Он делает акцент на духовном развитии, а не на усилении эго-телесной ориентации.

Однако в Курсе Вы не найдете ничего, что налагало бы запрет на секс. Зато в нем говорится о том, что тело - нейтральный инструмент для передачи любви. С моей точки зрения, в Курсе подчеркивается, что физическая близость никогда не может решить проблему нашего ощущения разделенности с Богом. Она лишь подменяет наши попытки единения с Богом. Именно по этой причине физическая удовлетворенность, как цель отношений, никогда не длится долго и никогда не бывает постоянным фактором в союзе индивидуумов. Это верно также и для других физических и эмоциональных стимулов, которые идут от эго, - всех тех вещей, которые мы предпринимаем, чтобы навечно объединиться с другими людьми и, что всегда обречено на провал.

 

 

Вопрос: Еще один особый предмет, о котором в Курсе ничего не говорится и который является предметом заботы для изучающих, - это убийство, и как к нему относиться - как к иллюзии или с прощением?

 

Уильям: Полагаю, что сложность возникает в связи с восприятием другого человека исключительно как тела. Это основной эго-телесный прием, с которым связано громадная доля наших несчастий, вся их суть.

Без сомнения, убийство - очень эмоциональная тема для всех нас. Однако внутренняя трансформация, о которой мы говорим, относится к сдвигу в нашем собственном восприятии нашей собственной способности к распознаванию страха как проблемы, которую имеет каждый из нас. Какую бы форму она ни приобретала - убийства, атаки или потери, все, что нам необходимо понять, - это как учить любви, чтобы страху более не было места в нашем сознании. Когда мы изменяем собственное сознание и осознанность, мы, тем самым, помогаем другим сделать то же. Именно этим способом мы несем свой вклад в рост здравомыслия в обществе и в мире.  

 

Вопрос: Еще одна важная тема в этой жизни - смерть, умирание. Почему в Курсе об этом не говорится для успокоения наших разумов?

Уильям: Напротив, говорится. И говорится очень четко: «Смерти нет. Свободен Божий Сын».

В определенном смысле, поскольку все мы были сотворены вечными, мы никогда не рождались, а потому никогда не умираем. В вечности мы существовали всегда как расширение Божьей Любви. Я полагаю, что учение о свежеиспеченных душах, пришедших в мир на некоторый срок, а затем следующих далее за пределы, не тот урок, которому учит Курс. В Курсе постоянно говорится о том, что мы остаемся такими, какими нас сотворил Господь; мы остается вечными аспектами духа и никогда не были ограничены формой. Когда тело более не живет, не движется, это просто означает, что оно нам более не нужно. Наше тело ничего не сообщает о том, живы мы или мертвы, потому что оно не является нашей истинной идентификацией.

 

Вопрос: А как быть с животными? В Курсе о них также ничего не говорится, в какую категорию они попадают? А также и насекомые, деревья и растения?

Уильям: В Курсе часто используется сочетание слов «все живые существа». Повторяю, какую бы форму ни принимала жизнь, она вечна. Поскольку вся жизнь идет от Бога и вся она едина и неделима, поэтому жизненная сила, которая дает жизнь животным и растениям та же самая, что та, что дает жизнь нам. Я часто поражаюсь тому, чему могут научить нас животные. Как быстро, за одно мгновенье, собака прощает нас за то, что мы наступили ей на лапу. Она не таит злобы, но являет нам свою любовь, как только мы открываем дверь. Никакие печали не обременяют разум собаки. Я думаю, что домашние животные - наши прекрасные учителя прощения. Они продлевают любовь Бога, неся радость и новые эмоциональные грани любви в нашу жизнь.

 

 

 

Вопрос: Как насчет убийства животных для употребления в пищу? Как это сочетается с объединением со всей жизнью и попыткой не отделяться он нее?

Уильям: Многие люди решают стать вегетарианцами из самых лучших побуждений. Все, что обостряет наше чувство вины не в интересах нашего собственного просвещения. Поэтому полагаю, что ученики Курса сами определят, что для них правильно, прислушиваясь к внутреннему Водителю.

Иисус учил, что нас должно заботить не столько то, что входит в наш рот, сколько то, что из него выходит. Поэтому о нашем духовном прогрессе свидетельствует не то, что мы едим, а наши мысли и то, как мы относимся к окружающим. Важна именно возможность, которая у нас есть в каждое мгновенье нашей жизни, - выбрать между выражением страха или любви.

 

Вопрос: Из чего следует, что телА - это не жизнь.

Уильям: Тело - это средство коммуникации и обучения, источник жизни всегда духовен.  

Курс учит нас, что когда б в нашей жизни у нас ни возникли проблемы решения и выбора, мы можем обратиться за помощью к внутреннему водительству, или, как его называет Курс, - Святому Духу.

 

Вопрос: В отношении внутреннего водительства, Курс предупреждает, что эго вмешивается, не так ли? Как Вы отличаете эго от Святого Духа? Как Вы узнаЁте, кто говорит?

Уильям: В Курсе говорится о том, что эго всегда говорит первым и всегда неправо. Чтобы услышать внутреннее водительство, мы должны успокоить наши разумы, отстраниться ото всякой заинтересованности в ответе и внимать тому тихому гласу внутри нас. 

 

Вопрос: А Вы лично как это делаете?

Уильям: Если я не ощущаю покоя, я знаю, что слушаю поверхностные помехи эго. Затем я делаю новый выбор и стараюсь отпустить все, что мешает мне, чтобы я мог услышать мягкий голос моего внутреннего водителя.

В Курсе этот голос именуется Святым Духом. Там также говорится о том, что Иисус тоже может оказывать нам помощь таким же образом и в любой момент. Поэтому Иисус рассматривается как наш мудрый старший брат, послание которого идентично посланию Святого Духа, поскольку все учителя Божьи учат одному и тому же.

 

 

 

Вопрос: Как Вы полагаете, подобные отличные от принятых ссылки на Иисуса и Святого Духа, а также прочие «новые» концепции применительно к христианству, являются ли они неприменимыми  для традиционных христиан?

Уильям: Ну, полагаю, если мы вернемся к первоначальным учениям Иисуса, то ответ - не являются неприменимыми.

К примеру, Курс подчеркивает и усиливает учение Иисуса о ключевой важности любви и прощения. Полагаю, что институциональная религия местами утратила из виду суть Его учения, сконцентрировавшись на вине. 

 

Вопрос: Как Вы полагаете, Курс конкурирует с христианством или какой-либо другой из современных религий?

Уильям: Я думаю, что Курс пребывает в соответствии с неумирающей философией, лежащей в основании всех великих религий. Однако есть и ряд принципиальных отличий, таких как учение Курса о необходимости оставить веру в реальность греха и вины. Та религия, с которой мне довелось иметь дело в молодости, сосредотачивала внимание именно на негативных аспектах.

Курс же, напротив, постоянно учит нас нашей невинности и тому, что мы остаемся таким, какими нас сотворил Бог; что мы можем ошибаться, но ошибки требуют исправления, а не наказания. Концепции вины, греха и наказания полностью чужды направлению, в котором ведет нас Курс. В Курсе недвусмысленно говорится о том, что любовь - наша единственная реальность и что «Любовь не убивает, чтобы спасти».

Любой религии, подчеркивающей страх, вину и разделенность с Богом будет, со всей очевидностью, неуютно с концепцией Курса, концепцией единения и любви. Впрочем, Курс не касается официальных религий и не советует никому покидать церковь. Я полагаю, материал Курса может очень обогатить людей, которые стремятся развиваться духовно в рамках своей собственной традиции; Курс носит экуменический характер. 

Мне известно, что есть священники, и Джордж МакЛеэрд (George McLaird) из Пресвитерианской  Церкви в Sausalito (шт. Калифорния) - один из них, которые обучают Курсу на постоянной основе в своих церквях. И многих из тех, кто считают себя прихожанами Церкви Единения (Unity Church) по всей стране активно заняты обучением Курсу, например, Терри Коул Уиттэйкер (Terry Cole-Whittaker), который имеет выход на обширную телевизионную аудиторию.

 

Вопрос: Вы назвали Курс экуменическим, и все же он, определенно, христианский по своей природе и использует христианские понятия Отца, Сына и Святого Духа.

 

Уильям: Верно. Курс, действительно, оперирует христианской терминологией, но в то же время в нем говорится об универсальных духовных истинах, именно поэтому он может оказаться ценным для людей различного вероисповедования. В Курсе об этом сказано очень хорошо: «Универсальная теология невозможна, но универсальный опыт не только возможен, но и необходим».

 

Вскоре после того, как мы принялись за работу с текстом Курса, я начал много читать из мировой мистической литературы. Одним из первых писателей, который произвел на меня глубокое впечатление, был Вивекананда и его изложение веданты, индийской философии. Он был учеником Рамакришны, жившем в 19-м столетии, и в начале 20 века он основал ряд ашрамов и центров обучения в своей стране. В изложении Вивекананды философия адвайты имеет, как представляется, много удивительно схожего с учением Курса, несмотря на то, что контекст и язык отличны. В то время, помню, я думал о том, что Курс можно назвать христианской ведантой.

Ученики-буддисты говорят мне о поразительном сходстве между Курсом и буддистским учением. Интересно также и то, что многие ученики Курса имеют еврейские корни и находят Курс необычайно мудрым и полезным, невзирая на христианскую терминологию.

Поэтому я нахожусь под впечатлением, насколько всеохватен Курс, и цель его не в том, чтобы усилить наше чувство разделенности, а чтобы объединить людей. И я вижу, что это происходит: в сотнях учебных групп, где регулярно собираются люди различного происхождения, исповедующие различные религии.

Опыт, который мы способны приобрести благодаря Курсу, намного важнее замкнутости семантических ловушек определений различных терминов. Поэтому я - за широкое экуменическое использование концепции Курса в различных контекстах, и мне известны люди, которые так и делают, и я одобряю это.

 

Вопрос: Каково Ваше мнение по поводу того, что Курс оперирует исключительно мужским родом - Отец, Сын, Его или Он - в отношении женщин учениц?

Уильям: Я знаю, что некоторые женщины были обеспокоены употреблением в Курсе терминологии в мужском роде и предлагали заменить некоторые термины. Иные из них пришли к выводу, что замена на Матерь и Дочь, Ее и Она, только отбросит нас в другую крайность. Другие же решили, что использование слова «Дух», вполне нейтрального, андрогенного, решает для них проблему.

 

Вопрос: Какова была реакция Ваших коллег и друзей на все происходящее? Благожелательность, поддержка, отчуждение, тревога?

Уильям: Я не общаюсь со многими из них, но те немногие, с которыми я поддерживаю отношения, относятся к материалу с пониманием. Понятия не имею, какова, в целом, была реакция со стороны моих бывших коллег, и не пытался это выяснить.

Впрочем, я убежден, что в то время большинство из них приняли бы нас с Хелен за сумасшедших, если бы узнали, чем мы занимаемся. Однако примите во внимание, что все началось в 1965 году, а сейчас 1984, и сейчас люди намного более открыты духовным концепциям, нежели это было девятнадцать лет назад. Поэтому думаю, что говорить об этом сейчас не имеет смысла.

 

Вопрос: В то время вы с Хелен никому не показывали Курс, держали его и то, что вы делали, в совершенном секрете?

Уильям: Да. Конечно, я бы его им не показал. Это было бы неразумно. Моя задача, как я ее видел, состояла в том, чтобы изучить материал самому и не смешивать мои обязанности в Медицинском Центре и запись Курса.

Но, как я уже говорил, наступили другие, лучшие, времена.

 

Вопрос: Что вы теперь думаете обо всем этом, о том, что вы были избраны неотъемлемой частью Курса Чудес, который иные выдающиеся люди теперь называют важнейшим из документов столетия?

Уильям: Скажу предельно честно, ни у Хелен, ни у меня не было намерения публиковать Курс в то время, когда мы его записывали. Даже наоборот. Нам казалось, что этот материал предназначен исключительно для нашего духовного обучения. Мы считали его нашим «преступным секретом», тем, что мы обязаны заниматься, но никаких указаний на то, что мы должны разделить его с другими, в то время не было.

Когда мы все же решились анонимно опубликовать его, я полагал, что очень мало кто выразит заинтересованность в изменении своего восприятия методами, изложенными в Курсе; я полагал это слишком сложно. И уж конечно, при своей жизни я никак не ожидал увидеть, что тысячи людей расценивают Курс как свой путеводитель для возвращения домой. 

Я испытываю благодарность за то, что Хелен и я смогли выполнить нашу роль в донесении Курса. Я также очень благодарен нынешним ученикам Курса, которые вносят свою лепту самым различным образом. Сейчас ведется перевод на несколько языков, и совершенно ясно, что концепция Курса достигнет еще бОльшую читательскую аудиторию.

Так приятно осознавать, что столько людей по всему миру используют Курс для своего духовного пробуждения. Думается, то, что происходит сейчас, описано в Курсе с поэтической ясностью:

«Спящий разум должен пробудиться при взгляде на отражение Бога Жизни в его собственной безупречности, столь совершенной, что он исчезает в это отражение. И теперь он не просто отражение. Он стал и отражением, и светом, отражение создающем. И больше в вИдении нет нужды. Ибо пробужденный разум знает свой Источник, свое «Я», свою Святость».

 

Вопрос: Каковы Ваши дальнейшие планы?

 

Уильям. Сейчас я работаю над книгой на основе концепций Курса совместно с психиатром Джерри Ямпольски (Jerry Jampolsky), а также писателем и редактором Пэт Хопкинс (Pat Hopkins). В будущем году книга будет издана Bantam. Недавно я закончил главу из книги «Всесторонний учебник психиатрии» ("The Comprehensive Textbook in Psychiatry") вместе с Роджером Уолшем, он тоже психиатр. Книга отредактирована Freedman и Kaplan и также будет опубликована в начале 1985 года. Моя самая насущная задача - продолжение применения концепций Курса в моей жизни и расширение их для помощи другим.

***